Неточные совпадения
Он лежал в первой
комнате на постели, подложив одну руку под затылок, а другой держа погасшую трубку; дверь во вторую
комнату была заперта на замок, и ключа в замке не было. Я все это тотчас заметил… Я начал кашлять и постукивать каблуками о
порог — только он притворялся, будто не слышит.
Он услышал поспешные шаги Разумихина и голос его, закрыл глаза и притворился спящим. Разумихин отворил дверь и некоторое время стоял на
пороге, как бы раздумывая. Потом тихо шагнул в
комнату и осторожно подошел к дивану. Послышался шепот Настасьи...
Человек остановился на
пороге, посмотрел молча на Раскольникова и ступил шаг в
комнату. Он был точь-в-точь как и вчера, такая же фигура, так же одет, но в лице и во взгляде его произошло сильное изменение: он смотрел теперь как-то пригорюнившись и, постояв немного, глубоко вздохнул. Недоставало только, чтоб он приложил при этом ладонь к щеке, а голову скривил на сторону, чтоб уж совершенно походить на бабу.
Она потупилась, переступила шаг через
порог и стала в
комнате, но опять-таки в самых дверях.
Через минуту на
пороге показался и Лебезятников; в
комнату он не вошел, но остановился тоже с каким-то особенным любопытством, почти с удивлением; прислушивался, но, казалось, долго чего-то понять не мог.
Тревога, крики ужаса, стоны… Разумихин, стоявший на
пороге, влетел в
комнату, схватил больного в свои мощные руки, и тот мигом очутился на диване.
На
пороге одной из комнаток игрушечного дома он остановился с невольной улыбкой: у стены на диване лежал Макаров, прикрытый до груди одеялом, расстегнутый ворот рубахи обнажал его забинтованное плечо; за маленьким, круглым столиком сидела Лидия; на столе стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца, проникая сквозь верхние стекла окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и половину горбоносого лица Макарова. В
комнате было душисто и очень жарко, как показалось Климу. Больной и девушка ели яблоки.
Она шла, как тень, по анфиладе старого дома, минуя свои бывшие
комнаты, по потускневшему от времени паркету, мимо занавешанных зеркал, закутанных тумб с старыми часами, старой, тяжелой мебели, и вступила в маленькие, уютные
комнаты, выходившие окнами на слободу и на поле. Она неслышно отворила дверь в
комнату, где поселился Райский, и остановилась на
пороге.
Он с любопытством переступил
порог, оглядел
комнату и — обманулся в ожидании: там ничего не было!
Татьяна Марковна внутренне смутилась, когда Тушин переступил
порог ее
комнаты. Он, молча, с опущенными глазами, поздоровался с ней, тоже перемогая свою тревогу, — и оба в первую минуту не глядели друг на друга.
Он медленно взглянул исподлобья, сначала на барыню, потом на Райского, и, медленно обернувшись, задумчиво прошел двор, отворил дверь и боком перешагнул
порог своей
комнаты. А Егорка, пока Савелий шел по двору, скаля зубы, показывал на него сзади пальцем дворне и толкал Марину к окну, чтобы она взглянула на своего супруга.
Оля быстро посмотрела на нее, сообразила, посмотрела на меня презрительно и повернулась назад в
комнату, но прежде чем захлопнуть дверь, стоя на
пороге, еще раз прокричала в исступлении Стебелькову...
Но уже доктор входил — важная фигура в медвежьей шубе, с длинными темными бакенбардами и с глянцевито выбритым подбородком. Ступив через
порог, он вдруг остановился, как бы опешив: ему, верно, показалось, что он не туда зашел: «Что это? Где я?» — пробормотал он, не скидая с плеч шубы и не снимая котиковой фуражки с котиковым же козырьком с своей головы. Толпа, бедность
комнаты, развешанное в углу на веревке белье сбили его с толку. Штабс-капитан согнулся перед ним в три погибели.
Митя, малый лет двадцати восьми, высокий, стройный и кудрявый, вошел в
комнату и, увидев меня, остановился у
порога. Одежда на нем была немецкая, но одни неестественной величины буфы на плечах служили явным доказательством тому, что кроил ее не только русский — российский портной.
Но Маша уж отворяет дверь, и Лопухов видел от
порога, как Вера Павловна промелькнула из его кабинета в свою
комнату, расстроенная, бледная.
Вдруг в соседней
комнате послышались тяжелые, торопливые шаги, кто-то не просто открыл, а рванул дверь, и на
пороге появилась худая высокая фигура Дешерта.
Именно под этим впечатлением Галактион подъезжал к своему Городищу. Начинало уже темниться, а в его
комнате светился огонь. У крыльца стоял чей-то дорожный экипаж. Галактион быстро взбежал по лестнице на крылечко, прошел темные сени, отворил дверь и остановился на
пороге, — в его
комнате сидели Михей Зотыч и Харитина за самоваром.
Молодой человек, казалось, шел вслед за девушкой, не сознавая хорошо, куда она ведет его. Когда в дверях показалось его бледное лицо и тонкая фигура, он вдруг приостановился на
пороге этой освещенной
комнаты. Но затем он перешагнул через
порог и быстро, хотя с тем же полурассеянным, полусосредоточенным видом подошел к фортепиано.
Но вдруг, всё еще как бы не в силах добыть контенансу, оборотился и, ни с того, ни с сего, набросился сначала на девушку в трауре, державшую на руках ребенка, так что та даже несколько отшатнулась от неожиданности, но тотчас же, оставив ее, накинулся на тринадцатилетнюю девочку, торчавшую на
пороге в следующую
комнату и продолжавшую улыбаться остатками еще недавнего смеха.
Он сначала отворил дверь ровно настолько, чтобы просунуть голову. Просунувшаяся голова секунд пять оглядывала
комнату; потом дверь стала медленно отворяться, вся фигура обозначилась на
пороге, но гость еще не входил, а с
порога продолжал, прищурясь, рассматривать князя. Наконец затворил за собою дверь, приблизился, сел на стул, князя крепко взял за руку и посадил наискось от себя на диван.
Входя в свою
комнату, Розанов на самом
пороге столкнулся в темноте с какою-то фигурою и, отскочив, крикнул...
Лиза была в это время в разладе с своими и не выходила за
порог своей
комнаты. Полинька Калистратова навещала ее аккуратно каждое утро и оставалась у ней до обеда. Бертольди Ольга Сергеевна ни за что не хотела позволить Лизе принимать в своем доме; из-за этого-то и произошла новая размолвка Лизы с матерью.
В
комнате Мари действительно Павел увидал m-me Фатееву, но она так похудела, на щеках ее были заметны такие явные следы слез, что он даже приостановился на несколько мгновений на
пороге.
Она вошла, медленно переступив через
порог, как и вчера, и недоверчиво озираясь кругом. Она внимательно осмотрела
комнату, в которой жил ее дедушка, как будто отмечая, насколько изменилась
комната от другого жильца. «Ну, каков дедушка, такова и внучка, — подумал я. — Уж не сумасшедшая ли она?» Она все еще молчала; я ждал.
Помню, я стоял спиной к дверям и брал со стола шляпу, и вдруг в это самое мгновение мне пришло на мысль, что когда я обернусь назад, то непременно увижу Смита: сначала он тихо растворит дверь, станет на
пороге и оглядит
комнату; потом тихо, склонив голову, войдет, станет передо мной, уставится на меня своими мутными глазами и вдруг засмеется мне прямо в глаза долгим, беззубым и неслышным смехом, и все тело его заколышется и долго будет колыхаться от этого смеха.
Он доволок его до
порога и вбросил к нам в
комнату.
Но старик не дошел до
порога. Дверь быстро отворилась, и в
комнату вбежала Наташа, бледная, с сверкающими глазами, как будто в горячке. Платье ее было измято и смочено дождем. Платочек, которым она накрыла голову, сбился у ней на затылок, и на разбившихся густых прядях ее волос сверкали крупные капли дождя. Она вбежала, увидала отца и с криком бросилась перед ним на колена, простирая к нему руки.
Девочка не отвечала на мои скорые и беспорядочные вопросы. Молча отвернулась она и тихо пошла из
комнаты. Я был так поражен, что уж и не удерживал и не расспрашивал ее более. Она остановилась еще раз на
пороге и, полуоборотившись ко мне, спросила...
Она вдруг нахмурила свои брови и даже с каким-то испугом взглянула на меня. Потом потупилась, молча повернулась и тихо пошла из
комнаты, не удостоив меня ответом, совершенно как вчера. Я с изумлением провожал ее глазами. Но она остановилась на
пороге.
Я ревновал, я сознавал свое ничтожество, я глупо дулся и глупо раболепствовал — и все-таки непреодолимая сила влекла меня к ней — и я всякий раз с невольной дрожью счастья переступал
порог ее
комнаты.
Но вот в соседней
комнате зашуршало по полу шелковое тяжелое платье, и на
пороге появилась квадратная, заплывшая жиром фигура Нины Леонтьевны.
Однажды в праздник мать пришла из лавки, отворила дверь и встала на
пороге, вся вдруг облитая радостью, точно теплым, летним дождем, — в
комнате звучал крепкий голос Павла.
Дверь из
комнаты распахнулась, и Николай, стоя на
пороге, сказал...
В следующий вечер, когда в доме уж все улеглись, Покровский отворил свою дверь и начал со мной разговаривать, стоя у
порога своей
комнаты.
Домашняя прислуга ходила в ливрейных фраках и бесшумно мелькала по
комнатам, исполняя свои обязанности; глава семейства выходил к обеду во фраке и в белом галстуке; в доме царствовала строгая и совершенно определенная вымуштрованность, нарушения которой не могла вызвать даже самая настоятельная необходимость, и, наконец, ни один местный чиновник, служивший не по выборам от дворянства, не допускался за
порог барских хором.
Полюбовавшись им минуты с две, Санин хотел было заговорить, нарушить эту священную тишину — как вдруг дверь из соседней
комнаты растворилась, и на
пороге появилась молодая, красивая дама в белом шелковом платье, с черными кружевами, в бриллиантах на руках и на шее — сама Марья Николаевна Полозова.
Санин никогда еще не бывал в
комнате Джеммы. Все обаяние любви, весь ее огонь, и восторг, и сладкий ужас — так и вспыхнули в нем, так и ворвались в его душу, как только он переступил заветный
порог… Он кинул вокруг умиленный взор, пал к ногам милой девушки и прижал лицо свое к ее стану…
Вот что думал Санин, ложась спать; но что он подумал на следующий день, когда Марья Николаевна нетерпеливо постучала коралловой ручкой хлыстика в его дверь, когда он увидел ее на
пороге своей
комнаты — с шлейфом темно-синей амазонки на руке, с маленькой мужской шляпой на крупно заплетенных кудрях, с откинутым на плечо вуалем, с вызывающей улыбкой на губах, в глазах, на всем лице, — что он подумал тогда — об этом молчит история.
А, это ты! — крикнула она, увидав Софью Матвеевну, как раз в ту самую минуту показавшуюся на
пороге из второй
комнаты.
Петр Степанович прошел сперва к Кириллову. Тот был, по обыкновению, один и в этот раз проделывал среди
комнаты гимнастику, то есть, расставив ноги, вертел каким-то особенным образом над собою руками. На полу лежал мяч. На столе стоял неприбранный утренний чай, уже холодный. Петр Степанович постоял с минуту на
пороге.
В это мгновение из соседних
комнат опять послышался какой-то необычный шум шагов и голосов, подобный давешнему, и вдруг на
пороге показалась запыхавшаяся и «расстроенная» Прасковья Ивановна. Маврикий Николаевич поддерживал ее под руку.
Петр Степанович быстро обернулся. На
пороге, из темноты, выступила новая фигура — Федька, в полушубке, но без шапки, как дома. Он стоял и посмеивался, скаля свои ровные белые зубы. Черные с желтым отливом глаза его осторожно шмыгали по
комнате, наблюдая господ. Он чего-то не понимал; его, очевидно, сейчас привел Кириллов, и к нему-то обращался его вопросительный взгляд; стоял он на
пороге, но переходить в
комнату не хотел.
Крыльцо пустого дома, в котором квартировал Шатов, было незаперто; но, взобравшись в сени, Ставрогин очутился в совершенном мраке и стал искать рукой лестницу в мезонин. Вдруг сверху отворилась дверь и показался свет; Шатов сам не вышел, а только свою дверь отворил. Когда Николай Всеволодович стал на
пороге его
комнаты, то разглядел его в углу у стола, стоящего в ожидании.
Когда она вошла с красными глазами в станционную
комнату, ей прежде всего бросилась невзрачная фигура мужика, стоявшего у
порога.
Он фофан — и больше ничего, и это счастье его, что вы ему могли такое место доставить по акцизу; а вы молодчина и все уладили; и место мужу выхлопотали, и чудесно у вас тут! — добавил он, заглянув насколько мог по всем видным из залы
комнатам и, заметив в освобожденном от всяких убранств кабинете кучу столпившихся у
порога детей, добавил...
— Господи, да уж не горим ли мы где-нибудь, отец Савелий! — воскликнула, в перепуге бросаясь в
комнату мужа, протопопица, но тотчас же на
пороге остановилась и поняла, в чем заключалась история.
Дедушка употребил однажды самое действительное, последнее средство; он изрубил топором на
пороге своей
комнаты все белье, сшитое из оброчной лленой холстины, несмотря на вопли моей бабушки, которая умоляла, чтоб Степан Михайлович «бил ее, да своего добра не рубил…», но и это средство не помогло: опять явилось толстое белье — и старик покорился…
Он легко и ловко перешагнул через
порог, освободился от ружья, поставил его в угол, быстрым взглядом окинул и оценил сложенные в хате пожитки и вывернутыми ногами в поршнях, не топая, вышел на средину
комнаты.
Думал, думал да вдруг насмелился, как вдруг в то самое время, когда я пробирался медведем, двери в
комнату растворились, и на
пороге показался лакей с серебряным подносом, на котором стоял стакан чаю.
Но в эту минуту на
пороге явился умильный Петр Иванович и с заискивающею, подобострастною улыбкою начал упрашивать мать во что бы то ни стало дозволить напиться чаю в нашей
комнате проезжей генеральше.